КОЛЕСО ФОРТУНЫ
Когда гости затянули «Очи черные», Семен Степаныч взял со стола выеденную салатницу и отправился за кислой капустой на кухню. Едва Семен Степаныч положил в салатницу капусты, как вдруг заметил тихий свет, который струился из угла. Семен Степаныч нагнулся и увидел в полу люк. Из люка вглубь вела замшелая лестница; у подножия ее внизу стоял старик в камзоле внакидку. Старик поманил именинника кривым пальцем:
— Полезай сюда, Семен Степаныч.
Будто на ватных ногах, не выпуская салатницу из рук, Семен Степаныч начал спускаться и очутился в смутно освещенном помещении, которому не виделось конца. Во все стороны рядами уходили колеса: они крутились с грустным скрипом, напоминающим привычный шум бормашины, накручивая на себя какие-то ленты. Над всем этим хозяйством вертелось громадное, видать, главное, колесо.
— Я тут один, не сомневайся, — сказал старик в камзоле и живо взял из рук Семена Степаныча салатницу. — На дежурство заступил.
«Серой не тянет. И старик без рогов. Что за механика?» — подумал Семен Степаныч и на всякий случай представился:
— Зубной врач Термидоров. Специализируюсь на удалениях.
— А я бессмертный, шестого разряда, — сказал старик. — Сектор личных судеб. Вращение колес соблюдаю.
— Извиняюсь, каких колес?
— Да вон энтих! — Старик указал на ряды. — Колесья фортуны, как водится... Меня здесь Фортунычем кличут... попросту.
— Крутятся, значит? Функционируют?
— А чего им? — сказал старик и взял из салатницы щепотку капусты. — Вертются. Без перерыву. И без всякой причины.
— И много их в вашем ведении?
— На каждого живого клади по колесу.
Семен Степаныч шутливо спросил:
— А на меня персонально колесо имеется?
— А как же! Вон оно, в третьем ряде. Да ты подойди, глянь! — Старик подвел гостя к обычному колесу, какое бывает у телеги. Оно вращалось в пустоте, ни на какой не на оси. И наворачивалось на него розовая лента жизни, сползая черт его знает откуда сверху, из какого-то шевеления.
— Весь твой фатум тут, — пояснил старик, хрумча капустой. — Да ты потрогай, потрогай!
Семен Степаныч, лязгнув зубами, взял собственную жизнь, как телеграфную ленту.
— Зараз у тебя веселье, — заглянув в ленту, определил старик с завистью. — Прикладываются. Ликование. А далее...
— Скажите, а зарплату мне повысят, не видно? — спросил Термидоров.
— Завтра у вас по программе неприятный разговор в казенном доме с последствиями третьей категории.
Термидоров похолодел: завтра он по линии месткома должен на общем собрании зачитать жалобы пациентов, обличающих грубость главного врача Земфиры Львовны.
— Дед, затормози колесо! — хрипло воскликнул Термидоров.
— Наин! — сердито возразил старик. — То есть ни в жисть!
— Зачем ты тут приставлен?! — вспыхнув, спросил Термидоров. — Несправедливость наползает, а ты констатируешь! Я заявление подам немедля! Где тут, кому тут?!
— И не пробуй! — крикнул старик. — У нас не положено, чтобы вспять! Если каждое мелкое колесо тормозить, главное вращение сбой даст! У нас синхрон! Обратная связь! Дедукция! Инварианты! Гены! Плазмы! Общий катаклизм произведешь, что тогда?!
— Я же завтра пострадаю, — жалобно сказал Семен Степаныч.
— Подпадешь под ход Истории, — торжественно пояснил старик. — И не упирайся! Идите, гражданин, укладывайтесь спать.
Когда Семен Степаныч, помятый и взъерошенный, вернулся в столовую, гости уже разошлись. Жена сказала со вздохом:
— Опять в кухне выспался? Совсем опускаешься, Сема! «Значит, приснилась вся эта шушера», — радостно подумал Термидоров, улезая под одеяло.
Он закрыл глаза и вдруг вскочил: салатница-то осталась там, у Фортуныча! И капусту бессмертный старик всю сжевал!
Семен Степаныч схватил ножницы, достал мешочек с мукой и развел клейстер в стакане. Подошел к люку.
Старик Фортуныч спал, лежа на весу в пустоте, накрывшись камзолом. Рядом на табуретке тихо вращалась пустая салатница.
Семен Степаныч рысью пробежал в третий ряд. Лента его судьбы, синяя от несчастья, полезла к колесу. Семен Степаныч ухватил ленту и аккуратно вырезал кусок неудачи метра на полтора, подумал — и отрезал еще сантиметров сорок. И сразу же в главном колесе что-то завыло, зафыркало.
Семен Степаныч дрожащими пальцами намазал концы ленты, слепил и кинулся к лестнице.
Наутро, придя на службу, Термидоров увидел свежее объявление: «Назначенное на сегодня общее собрание отменяется».
Тут же за окном зафыркала черная машина. В кабинет резво вошел старик Фортуныч в форменной фуражке.
— Вас требуют немедля! — сказал он и достал из портфеля салатницу.
Термидоров не успел снять халат, а старик уже подсаживал его в машину.
Разогнав скорость, Фортуныч обернулся, почесал голову под фуражкой:
— Я через вас из бессмертных чуть не вылетел. Главное колесо до сих пор починяют. Теперь вы мне поручены под наблюдение. На службу ходить не будете. Начнется у вас исключительно безмятежный, голубой период. Мы вас погрузим в полный анабиоз, научно говоря, — в холодильник. Этак на полгода.
— А если начальство меня хватится? — тоскливо спросил Термидоров. — А как же дом, извините, жена?
— Жена ваша тоже вполне будет счастлива в данный отрезок времени, но не с вами, а наоборот.
— С кем наоборот? — вскрикнул Термидоров.
— Потом узнаете. И не дергайтесь! Вы сами ножничками вырезали ваше с женой трудное взаимное чувство.
— А чего я еще вырезал? — закричал Термидоров. Старик стал загибать черные пальцы:
— Вывих колена, а попутно — новый расцвет вашего семейного счастья; штраф за переход улицы вместе с угрызениями совести, а попутно — бесплатный ремонт кухни и премию за квартал.
— Стой! — завопил Термидоров. — Не хочу в холодильник! Прошу и штраф, и трудное чувство, и угрызения — все вернуть!
Старик остановил машину и спросил деловито:
— Лента при вас? Давайте уж.
Термидоров выхватил из заднего кармана смятую, скомканную ленту и протянул старику:
— Прошу... все... и вывих ноги!
— Бегите скорее обратно. История-то не ждет! — приказал старик. — Бегите, озорник, прямо через улицу и подвергайтесь штрафу!